Специфика «совести состоит в том, что это есть знание об эмоциональной ценности представлений, имеющихся у нас по поводу мотивов наших действий. Уже из этого определения видно, что совесть является сложным феноменом, состоящим частью из элементарного волевого акта или сознательно необоснованного стремления к действию, а частью из разумного чувства. Сложный феномен совести состоит из двух уровней. Один из них, образующий основание, содержит в себе психическое явление, а другой - своего рода надстройка содержит утверждающее или отрицающее суждение субъекта.
Сложности феномена соответствует его пространная эмпирическая феноменология. Совесть может предварять, сопутствовать, дополнять сознательное, выступать как просто привходящее аффективное явление при протекании каких-либо психических процессов (причем моральный ее характер тут не сразу различим). Моральная оценка действия не всегда есть дело сознательного, но может функционировать и без его участия.
Далее Юнг анализирует теорию Фрейда о «Сверх-Я». Он утверждает, что бессознательное старше сознательного. Бессознательное не поддается никакому (или почти никакому) воздействию сознательных волевых актов. Или оно может лишь вытесняться или подавляться, да и то по большей части только на время. Это вытеснение исходит из некого психического фактора, так называемого «Сверх-Я»(по Фрейду).
Юнг отождествляет понятие «Сверх-Я» С так называемым «моральным кодексом». В этом понятии нет ничего того, что выходило бы за рамки общеизвестного. Особенностью является тот факт, что в индивидуальном случае тот или иной аспект моральной традиции выступает как бессознательный.
Пока царствуют традиционные моральные предписания, отличить от них совесть практически невозможно. Поэтому мы так часто встречаемся с мнением, будто совесть есть не что иное, как воздействие моральных предписаний, что ее не существовало бы вообще без моральных законов. Феномен, именуемый нами «совестью», обнаруживается повсюду, во всем человеческом. Совесть не совпадает с моральным кодексом, а скорее ему предшествует, и она содержательно его превосходит.
Как ни обосновывать совесть, она ставит индивиду требование: следуй своему внутреннему голосу, не бойся сбиться с пути. Можно не повиноваться этому приказу, ссылаясь на моральный кодекс, но при этом испытывая тяжелое чувство измены.
Совесть является автономным психическим фактором. «Совесть - это требование, которое либо вообще направлено против субъекта, либо по меньшей мере готовит ему немалые трудности». Разумеется, этим не отрицается наличие случаев бессовестности. Представлять себе совесть чем-то полученным в результате обучения может лишь тот, кто воображает, будто она была уже в предыстории, когда возникли первые моральные реакции. Совесть - далеко не единственный автономный внутренний фактор, противостоящий воле субъекта. Таков всякий комплекс, а ведь никто в здравом уме не скажет, что комплекс есть результат обучения. Никто не имел бы ни единого комплекса, если бы ему вдалбливали его путем обучения. Даже домашние животные, которым никак не припишешь совести, имеют комплексы и моральные реакции.
Нет другого такого психического феномена, который отчетливее высвечивал бы полярность души, нежели совесть. Несомненную ее динамику, чтобы вообще ее понимать, следует представлять энергетически, т.е. как некий потенциал, возникающий из противоположностей. Совесть доводит до сознательного восприятия всегда и по необходимости существующие противоположности. Величайшей ошибкой является предположение, будто от этой противоречивости можно избавиться. Она является неизбежным структурным элементом психики.
Труды Платона и Аристотеля, а так же - тексты восточных философов. Окончив медицинский факультет Венского Университета, Фрейд мечтает о карьере ученого, но он вынужден заботиться о «куске хлеба» и потому становится практикующим врачем-неврологом... истерии», где впервые говорится о взаимосвязи возникновения невроза с неудовлетворенными влечениями и эмоциями, вытесненными из сознания. Фрейда занимает также и другое состояние человеческой психики, сходное с гипнотическим - сновидение. В том же году...
https://www.сайт/psychology/14267
Стадия выбора гетеросексуального объекта не предполагает полного исчезновения гомосексуальных тенденций. Они, по мнению З. Фрейда , не исчезая полностью, являются основой однополой товарищеской дружбы, присоединяясь к социальному инстинкту. ... перемещается между Я и объектами. Генетическая Нарциссизм взрослого человека с генетической точки зрения по З. Фрейду – возврат к определенной точке фиксации, сформированной в детском возрасте под влиянием воздействия травмирующих обстоятельств. Это...
https://www.сайт/psychology/111491
Бессознательное" и подвергается амнезии. Силы, ведущие к подавлению этих влечений, недопущению их отражения в сознании, Фрейд обозначил термином "цензура", а сам процесс подавления - "вытеснением". Переживания, которые оказались вытесненными в " ... , воспоминания, сновидения) подвергаются специальному истолкованию при помощи кода сексуальной символики, разработанного Фрейдом . В своих работах Фрейд показал влияние "бессознательного" на психическую деятельность в норме и патологии, раскрыл механизм...
https://www.сайт/psychology/1489
Жестокости. Через некоторое время Адлер сам осознал, что мысли его все дальше отходят от психоанализа Фрейда ; тогда он назвал свою систему "Индивидуальной психологией". Наиболее известная из его идей - это " ... которых заинтересованы эти авторы, наилучшим образом отвечают интересам пациента, и действительно ли эти другие факторы важнее подчеркнутых Фрейдом . Ортодоксальный психоанализ утверждает, что это не так. Хорни склонна подчеркивать конфликты индивида с его настоящим окружением, ...
https://www.сайт/psychology/11076
Сбиваюет с толку. Юнг начинал рассматривать типы мышления, которые были дорациональными. Он жил во времена Фрейда и работал вместе с ним. Фрейд уже разделил ум на 2 типа мышления – первичный процесс мышления и вторичный процесс мышления. Вторичный процесс... , рациональным и так далее. Первичный процесс был магическим. Он оперировал замещением, конденсацией и так далее. Фрейд обнаружил, что, когда пациенты диссоциированы, рано или поздно они прекращали применять вторичный процесс и погружались в...
СОВЕСТЬ – способность человека, критически оценивая себя, осознавать и переживать свое несоответствие должному – неисполненность долга. Феноменологическими проявлениями совести являются внутренний эмоциональный дискомфорт («укоры, муки совести»), чувство вины и раскаяние. С культурно-исторической точки зрения, идея и понятие совести складываются в процессе осмысления различных механизмов самоконтроля. В отличие от страха (перед авторитетом, наказанием) и стыда (в котором также отражается осознание человеком своего несоответствия некоторым принятым нормам), совесть воспринимается как автономная. Исторически совесть коренится в стыде и родственна ему; однако уже ранние попытки осознания опыта, который впоследствии получит название «совестного», свидетельствуют о стремлении дифференцировать сам стыд и выделить как нечто особенное «стыд перед самим собой» (Демокрит, Сократ) – своеобразный экстериоризированный вариант того контрольного механизма, который получит название совести. В древнегреческой мифологии эту функцию выполняли Эринии; в «Оресте» Еврипида она была осмыслена как «сознание совершенного ужаса». Соответствующее греч. слово – sineidesis [συνείδησις] – восходит к глаголу συνειδέναι, использовавшемуся в выражениях, указывавших на ответственность человека перед самим собой за совершенные им нечестивые поступки. Так же и латинское слово conscientia (представляющее собой своеобразную кальку с греч.) употреблялось для обозначения не только сознания вообще, но и сознания или воспоминания о совершенных дурных поступках или сознания, оценивающего собственные поступки как достойные или недостойные.
В христианстве совесть трактуется как «Божия сила», как показатель нравственной обязанности (Рим. 2:15) – в первую очередь, обязанности перед Богом (1 Петр. 2:19). Вместе с тем, апостол Павел говорит о совести как ценностном сознании вообще и тем самым признает, что у придерживающихся разной веры и совесть различна (1 Кор. 8:7, 10), а потому совесть нуждается в христианском очищении (Евр. 9:14), достигаемом благодаря вере и любви. В средневековой литературе углубление анализа феномена совести было опосредствовано появлением особого термина – sinderesis – и формулированием дополнительного по отношению к традиционному лат. conscientia понятия. В схоластической философии посредством этого понятия обозначается повелевающая сила души, внутреннее знание принципов, которое, в отличие от «закона разума» (lex rationis), внушено человеку Богом. Совесть-synderesis в отличие от совести-conscientia, т.е. способности человека оценивать конкретные поступки как добрые (хорошие) или злые (плохие), трактовалась как: а) способность (или привычка) суждения о правильности действий с точки зрения «изначальной правильности», чувство которой сохранено в душе человека несмотря на грехопадение, и б) способность воли к совершению правильных действий. При этом гносеологический статус этих способностей трактовался различно (Фомой Аквинским, Св.Бонавентурой, Дунсом Скотом). Полемика вокруг этого понятия выявила различные функции совести, шире – морального сознания: осознание ценностей как общих оснований поведения и оценка конкретных действий, в которых принятые ценности утверждаются или попираются, т.е. соотнесение конкретных действий с ценностями. Различие между conscientia и synderesis отчасти сохранилось у ранних протестантских теоретиков-моралистов. Во многих новоевропейских учениях совесть представляется в качестве познавательно-моральной силы (разума, интуиции, чувства), фундаментальной способности человека высказывать оценочные суждения, осознавать себя как морально ответственное существо, намеренно определенное в отношении добра. У Канта совесть обозначает практический разум в смысле средневекового понятия synderesis. Развитие этой линии естественно вело в рамках новоевропейского философствования к формированию более широкого понятия морального сознания (во многих языках слово «совесть» родственно и созвучно словам, обозначающим «сознание», «знание»), выделению его познавательных, императивных и оценочных функций. Наряду с этим предпринимаются попытки спецификации собственно понятия «совесть». В наиболее общем плане она трактуется как «внутренний голос»; различия касаются понимания источника этого «голоса», который воспринимается или как не зависимый от «я» человека, или как голос его сокровенного «я», или как «другое я». С этим сопряжены различные теоретические установки относительно природы совести. 1. Совесть – это обобщенный и интериоризированный голос значимых других или культуры, и ее содержание культурно и исторически изменчиво; в этом ключе совесть может трактоваться как специфическая форма стыда (Т. Гоббс, Ф.Ницше, З.Фрейд); в крайней форме положение о внешней обусловленности совести обнаруживается в выводе о том, что совесть есть функция от политических воззрений или социального положения индивида (К.Маркс). 2. Совесть выражает чувство несогласия человека с самим собой (Дж.Локк) и тем самым выступает одним из удостоверений личностности и самосознательности человека (Дж.Батлер, Г.Лейбниц). К такому толкованию близко понимание совести как голоса беспристрастной рациональной личности (Дж.Ролз). 3. Совесть не только метафорически, но и по существу трактуется как «голос иного»; «устами совести» как бы говорит Всеобщий закон, высшая Истина, это голос («зов») трансцендентных сил: ангела-хранителя (Сократ), Бога (Августин), естественного закона (Локк), присутствия-Desein (М.Хайдеггер).
Эти утверждения не исключают полностью друг друга. В первом акцентируется внимание на механизмах исторического и индивидуального развития совести; в двух других – на феноменологии менее и более зрелой совести. Как форма морального самосознания и самоконтроля совесть выражает осознание человеком неисполненности долга, несвершенности добра; в этом отношении совесть сопряжена с чувствами ответственности и долга, а также в не меньшей степени – со способностями быть ответственным и исполнять свой долг. Укоры совести указывают человеку на его отчужденность от идеала и обусловливают чувство вины. При высшем же своем состоянии совестность означает исчезновение долга в свободной доброй воле.
С этими различиями сопряжены расхождения в понимании содержания совести и той роли, которую она играет в нравственной жизни человека. Совесть может трактоваться негативно и позитивно. Как негативная совесть предстает укоряющей и предостерегающей, даже устрашающе-предостерегающей (Ницше), критичной по отношению к прошлому, судящей (Кант). В позитивной трактовке совесть, вопреки расхожим представлениям о ней, предстает еще и зовущей, побуждающей к заботе и «решимости» (Хайдеггер). Толкованием совести как голоса Бога предопределено понимание ее как призыва к совершенству; соответственно совестность осознается человеком как воля к совершенству и является основным проявлением внутреннего освобождения личности. Перфекционистская доминанта совести в индивидуальном нравственном опыте обнаруживается в таком нравственном само-озадачивании человека, при котором он оказывается определенным именно в отношении нравственно лучшего.
Выражения «спокойная совесть» или «чистая совесть» в обычной речи обозначают осознание человеком исполненности своих обязательств или реализации всех своих возможностей в данной конкретной ситуации. По существу, в таких случаях речь идет о достоинстве. Трактовка же собственно феномена «чистой совести» различна в разных нормативно-ценностных контекстах. Во-первых, «чистая совесть» подтверждает сознанию, сориентированному на внешний авторитет, его соответствие предъявляемым извне требованиям, и поэтому вызывает чувство благополучия и безопасности, как будто гарантированные самим фактом угождения авторитету. В этом отношении «чистая совесть» есть следствие покорности и зависимости и, стало быть, порочности с точки зрения автономной и гуманистической морали (Э.Фромм). Во-вторых, «чистая совесть» может выражать амбицию человека на достигнутость совершенства, на внутреннюю цельность и полноту. Состояние «чистой», «успокоившейся» совести выражает самодовольное (или лицемерное) сознание (Гегель); в конечном счете это – бессовестность, понимаемая не как отсутствие совести, а как склонность не обращать внимание на ее суждения (Кант).
Выражение «свобода совести» обозначает право человека на независимость внутренней духовной жизни и возможность самому определять свои убеждения. В узком и более распространенном смысле «свобода совести» означает свободу вероисповедания и организованного отправления культа. В собственно этическом смысле слова совесть не может быть иной, как свободной, совестный акт есть проявление внутреннего освобождения личности, а свобода в последовательном своем выражении – ничем иным, как жизнью по совести.
Литература:
1. Кант И. Метафизика нравов. – Соч., т. 4 (2). М., 1965, с. 335–36;
2. Гегель Г. Дух христианства и его судьба. Он же. Философия религии, т. 1. М., 1975, с. 114–15;
3. Ницше Ф. Генеалогия морали. – Соч. в 2 т., т. 2. М., 1990, с. 438–70;
4. Фромм Э. Человек для самого себя. – Он же. Психоанализ и этика. М., 1993, с. 113–35;
5. Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997, с. 266–301;
6. Ильин И.А. Путь духовного обновления. – Он же. Путь к очевидности. М., 1993, с. 178–98;
7. Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М., 1974, с. 337–40;
8. Butler J. Sermons, XI. – Ethical Theories. Englewood Cliffs. N. J., 1967.
Почему наши родичи - животные не обнаруживают такой культурной борьбы? Этого мы попросту не знаем. Вероятно, иные из них - пчелы, муравьи, термиты - сотни тысяч лет вели борьбу, пока не нашли те государственные институты, то разделение функций, те ограничения для индивидов, которые вызывают у нас сегодня такое восхищение. Но наше нынешнее состояние таково, что мы не были бы счастливы ни в одном из этих государств животных, исполняя какую угодно роль, уготованную в них индивидам - об этом говорят нам наши чувства. У других видов животных дело могло дойти до временного равновесия между воздействиями внешнего мира и внутренней борьбой инстинктов, что привела бы к застою в развитии. У первобытного человека новая атака либидо могла возбудить новый отпор деструктивности. Вопросов здесь много больше, чем ответов.
Нас касается другой вопрос: какими средствами пользуется культура, чтобы сдержать и обезвредить противостоящую ей агрессивность - быть может, даже совсем исключить ее? Мы уже познакомились с некоторыми методами, наверное, не самыми важными. Возможность их изучения предоставляется нам историей развития индивида - что с ним происходит, когда он пытается обезвредить свое стремление к агрессии? Нечто удивительное и загадочное, хотя за ответом не нужно далеко ходить. Агрессия интроецируется, переносится внутрь, иначе говоря, возвращается туда, где она, собственно, возникла, и направляется против собственного "Я". Там она перехватывается той частью "Я", которая противостоит остальным частям как "Сверх Я", и теперь в виде совести использует против "Я" ту же готовность к агрессии, которую "Я" охотно удовлетворило бы на других, чуждых ему индивидах. Напряжение между усилившимся "Сверх Я" и подчиненным ему "Я" мы называем сознанием вины, которое проявляется как потребность в наказании. Так культура преодолевает опасные агрессивные устремления индивидов - она ослабляет, обезоруживает их и оставляет под присмотром внутренней инстанции, подобной гарнизону в захваченном городе.
На возникновение чувства вины психоаналитики смотрят иначе, чем прочие психологи. Но и аналитику нелегко дать полный отчет об этом чувстве. Когда спрашиваешь, как у кого то появляется чувство вины, поначалу слышишь ответ, с которым не поспоришь: виновным ("грешным", как сказал бы человек набожный) себя чувствует тот, кто сделал нечто, признаваемое "злом". Потом замечаешь, как мало дает этот ответ. После некоторых колебаний к этому, быть может, добавят: виновен и тот, кто, не сделав зла, имел такое намерение. Тогда встает вопрос, почему здесь приравнены умысел и его осуществление? В обоих случаях, однако, заранее предполагается, что зло уже известно как нечто дурное, и его нужно исключить еще до исполнения. Как люди приходят к такому решению? Способность к изначальному, так сказать, естественному, различению добра и зла придется сразу же отклонить. Часто зло совсем не вредно и не опасно для "Я"; напротив, оно бывает для него желанным и приносящим удовольствие. Таким образом, здесь нужно говорить о стороннем влиянии, определяющем, что должно называться добром и злом. Поскольку собственное внутреннее чувство не подводит человека к этому пути, у него должен быть мотив для того, чтобы поддаться данному внешнему влиянию. Такой мотив легко обнаружить в его беспомощности и зависимости от других. Его лучше всего назвать страхом утраты любви. С потерей любви другого, от коего он зависим, утрачивается и защита от многочисленных опасностей. Прежде всего, он оказывается перед лицом угрозы, что превосходящий его по силе другой проявит свое превосходство в виде кары, наказания. Поначалу, таким образом, зло есть угроза утраты любви, и мы должны избегать его из страха такой утраты. Неважно, было ли зло уже совершено, хотят ли его совершить: в обоих случаях возникает угроза его раскрытия авторитетной инстанцией, которая в обоих случаях будет карать одинаково.
Это состояние называется "дурной совестью", хотя и не заслуживает такого названия, поскольку на данном уровне осознания вины последняя предстает лишь как страх утраты любви, как "социальный" страх. У маленького ребенка иначе и быть не может, но и у многих взрослых отличия невелики - разве что на место отца или обоих родителей становится большее человеческое сообщество. Люди постоянно позволяют себе приятное им зло, если только они уверены, что это не будет раскрыто авторитетом или он их никак не накажет - страх относится только к разоблачению. Сегодняшнее общество должно считаться и с этим состоянием. Значительные изменения наступают вместе с интериоризацией этого авторитета, с возникновением "Сверх Я". Феномены совести поднимаются на новую ступень - по сути дела, лишь после того следовало бы говорить о совести и чувстве вины. Страх перед разоблачением теперь отпадает и совершенно исчезает различие между злодеянием и злой волей, так как от "Сверх Я" ничего не скроешь, даже мысли. Правда, сходит на нет и реальная серьезность ситуации, ибо новый авторитет, "Сверх Я", не имеет повода для жестокого обращения с внутренне с ним сопряженным "Я". Но ситуация остается той же, что вначале, под влиянием генезиса, продлевающего жизнь прошлому и уже преодоленному. "Сверх Я" истязает грешное "Я" теми же муками страха и ждет удобного случая, чтобы наказать "Я" со стороны внешнего мира.
На этой второй ступени развития у совести обнаруживается одна своеобразная черта, которая была ей чужда на первой и которую теперь нелегко объяснить. А именно, чем добродетельнее человек, тем суровее и подозрительнее делается совесть. В злейшей греховности обвиняют себя дальше других зашедшие по пути святости. Добродетель лишена части обещанной ей награды, послушное и воздержанное "Я" не пользуется доверием своего ментора, да и напрасно пытается его заслужить. Тут наготове возражения: это, мол, искусственные трудности, суровая и бдительная совесть характерна именно для нравственных людей. Святые имели право представлять себя грешниками, сославшись на искушения: стремлению удовлетворять инстинкты они подвержены сильнее других, искушения растут при постоянном от них отречении, тогда как после удовлетворения они хотя бы на время ослабевают. Другим фактом в этой столь богатой проблемами области этики яв- ляется то, что несчастья укрепляют власть совести в "Сверх Я". Пока дела идут неплохо, совесть человека мягка и многое уму позволяет; стоит случиться несчастью, и он уходит в себя, признает свою греховность, превозносит притязания своей совести, налагает на себя обеты и кается. Так поступали и так поступают доныне целые народы. Это легко объяснить первоначальной, инфантильной ступенью совести, которая не исчезает и после интроекции "Сверх Я", но продолжает существовать рядом с ним и за ним. Судьба видится как заменитель родительской инстанции; если случается несчастье, та это значит, что любви этой верховной власти он уже лишен. Опасность такой утраты заставляет вновь склониться перед родительским образом "Сверх Я", которым человек пренебрегал в счастье. Это еще понятнее, если, в соответствии со строго религиозным образом мышления, мы будем считать судьбу лишь выражением воли Божьей. Народ Израиля полагал себя избранным сыном Божьим, и пока величественный отец слал своему народу несчастья за несчастьями, народ не роптал и не сомневался в могуществе и справедливости Божьей, но выдвигал пророков, которые порицали его за греховность. Из сознания своей виновности он сотворил непомерно суровые предписания своей жреческой религии. Первобытный человек ведет себя совсем иначе! Когда с ним случается несчастье, он винит не себя, а свой фетиш, который не справился со своими обязанностями - и вместо того чтобы корить себя подвергает его порке.
Итак, нам известны два источника чувства вины: страх перед авторитетам и позднейший страх перед "Сверх Я". Первый заставляет отказываться от удовлетворения инстинктов, второй еще и наказывает (ведь от "Сверх Я" не скрыть запретных желаний). Мы видели также, как может пониматься суровость "Сверх Я", иначе говоря, требования совести. Это простые продолжения строгости внешнего авторитета, на смену которому пришла совесть. Теперь мы видим, в каком отношении к отказу от влечений стоит сознание вины. Первоначально отказ от влечений был следствием страха перед внешним авторитетом: от удовлетворения отрекались, чтобы не потерять любви. Отказавшись, человек как бы расплачивается с внешним авторитетом, и у него не остается чувства вины. Иначе происходит в случае страха перед "Сверх Я". Здесь мало отказа от удовлетворения, поскольку от "Сверх Я" не скрыть оставшегося желания. Чувство вины возникает несмотря на отказ, и в этом огромный экономический убыток введения "Сверх Я" или, так сказать, совести. Отказ от влечений уже не освобождает, добродетельная умеренность не вознаграждается гарантией любви. Человек поменял угрозу внешнего несчастья - утраты любви и наказания со стороны внешнего авторитета - на длительное внутреннее несчастье, напряженное сознание виновности.
Эти взаимосвязи настолько запутанны и в то же время столь важны, что, несмотря на опасность повторения уже сказанного, я хотел бы подойти к ним с еще одной стороны. Итак, временная последовательность событий такова: сначала отказ от влечений вследствие страха агрессии со стороны внешнего авторитета. Из него вытекает и страх утраты любви, тогда как любовь предохраняет от такого наказания. Затем создается внутренний авторитет, отказ от влечений происходит из за страха перед ним, это страх совести. Злодеяние и злой умысел приравниваются друг другу, а отсюда сознание вины, потребность в наказании. Агрессия совести консервирует агрессию авторитета. Пока все ясно; но остается ли место для усиливающего совесть влияния несчастья (отказ, налагаемый извне), для исключительной суровости совести у самых лучших и самых покорных? Обе эти особенности совести уже были нами объяснены, но могло создаться впечатление, что объяснения не достигли сути дела, осталось нечто необъясненное. И тут, наконец, подключается идея, характерная исключительно для психоанализа и чуждая обычному человеческому мышлению. Она позволяет понять и неизбежную запутанность и непрозрачность предмета нашего исследования. Эта идея такова: хотя, поначалу, совесть (вернее, страх, который потом станет совестью) была первопричиной отказа от влечений, потом отношение переворачивается. Каждый отказ делается динамическим источником совести, он всякий раз усиливает ее строгость и нетерпимость. Чтобы согласовать это с уже известной нам историей возникновения совести, не обойтись без парадокса: совесть есть следствие отказа от влечений; либо - отказ от влечений (навязанный нам извне) создает совесть, которая затем требует все нового отказа от влечений.
Собственно говоря, это положение не так уж противоречит описанному ранее генезису совести, и есть путь их дальнейшего сближения. Для простоты изложения воспользуемся примером агрессивного влечения и допустим, что всегда требуется отказ от агрессии. Естественно, это лишь предварительное допущение. Воздействие отказа на совесть тогда является таким, что каждая составная часть агрессивности, которой отказано в удовлетворении, перехватывается "Сверх Я" и увеличивает его агрессию против "Я". С этим не вполне согласуется то, что первоначальная агрессивность совести есть продолжение суровости внешнего авторитета. Тогда она не имеет ничего общего с отказом от удовлетворения. Эта несогласованность, однако, убывает, если предположить, что первое наполнение "Сверх Я" агрессивностью имеет другой источник. Какими бы ни были первые запреты, у ребенка должна была развиться значительная агрессивность против того авторитета, который препятствует удовлетворению самых настоятельных его влечений. Ребенок был вынужден отказываться от удовлетворения своей мстительной агрессии против авторитета. В этой экономически трудной ситуации он прибегает к помощи механизма идентификации, а именно, переносит внутрь себя самого этот неуязвимый авторитет, который становится "Сверх Я". Тем самым он получает во владение всю ту агрессивность, которую в младенчестве направлял против этого авторитета. Детское "Я" должно довольствоваться печальной ролью столь униженного - отцовского - авторитета. Как это часто случается, мы имеем дело с зеркальной ситуацией: "Если бы я был отцом, а ты ребенком, то плохо бы тебе пришлось". Отношение между "Сверх Я" и "Я" есть перевернутое желанием реальное отношение между еще не расщепившимся "Я" и внешним объектом. Это также типичная ситуация. Существенное различие, однако, состоит в том, что первоначальная строгость "Сверх Я" отличается от той, которая испытывается со стороны объекта или ему приписывается; скорее, она представляет собственную агрессивность против объекта. Если это верно, то можно утверждать, что сначала совесть возникает посредством подавления агрессивности, а затем она все более усиливается благодаря все новым актам подавления.
Какое из этих двух мнений правильное? Старое, казавшееся нам неоспоримым генетически, либо же новое. которое столь совершенным образам вносит упорядоченность в теорию? Свидетельства прямого наблюдения подтверждают оба взгляда. Они не противоречат друг другу и даже встречаются мстительная агрессия ребенка определяется мерой наказуемой агрессии, ожидаемой им со стороны отца. Но опыт учит тому, что строгость развивающегося у ребенка "Сверх Я" никоим образом не передает строгости им самим испытанного обращения. При очень мягком воспитании у ребенка может возникнуть весьма суровая совесть. Но эту независимость не следует и преувеличивать: не трудно убедиться в том, что строгость воспитания оказывает сильное влияние на формирование детского "Сверх Я". Из этого следует, что при формировании "Сверх Я" и образовании совести мы имеем дело с взаимодействием врожденных конституциональных факторов и воздействий окружающей среды. В этом нет ничего удивительного, так как речь идет об общем этиологическом условии всех подобных процессов. Можно сказать, что ребенок, реагируя повышенной агрессивностью и соответствующей строгостью о "Сверх Я" на первые серьезные отказы от влечений, следует при Этом филогенетическому прообразу. Неадекватность реакции объясняется тем, что первобытный праотец был поистине страшен и вполне способен на крайнюю степень агрессивности. Таким образом, различия двух точек зрения на генезис совести еще больше стираются, когда мы переходим от истории развития индивида к филогенезису. Но между этими двумя процессами обнаруживается новое различие. Мы продолжаем придерживаться гипотезы о том, что человеческое чувство вины происходит из Эдипова комплекса и было приобретено вместе с убийством отца объединившимися против него сыновьями. Тогда агрессия не была подавлена, но была осуществлена - та самая агрессия, подавление которой у ребенка должно являться источником чувства вины. Я не удивлюсь, если кто нибудь из читателей гневно воскликнет: "Все равно - убьет отца или нет - чувство вины появляется в обоих случаях! Позвольте усомниться. Либо ложно выведение чувства вины из подавленной агрессивности, либо вся история с отцеубийством - роман, и древние дети человеческие убивали своих отцов не чаще, чем имеют обыкновение нынешние. Впрочем, даже если это не роман, а достоверная история, то и в таком случае здесь нет ничего неожиданного: чувство вины появляется после свершения чего то преступного. А для этого повседневного случая психоанализ как раз не дает никакого объяснения".
Это верно, и нам нужно наверстывать упущенное. Здесь нет никакой тайны. Чувство вины, возникающее после свершения чего либо преступного, скорее заслуживает имени раскаяния. Оно относится только к деянию, а тем самым уже предполагает наличие совести до деяния, т. е. готовности почувствовать себя виновным. Раскаяние ничуть не поможет нам в исследовании истоков совести и чувства вины. В обыденных случаях происходит следующее: влечение обретает силу и может прорвать ограниченную по силе оборону совести. Но по мере удовлетворения потребности происходит ее естественное ослабление и восстанавливается прежнее соотношение сил. Поэтому психоанализ с полным правом исключает случаи вины, проистекающие из раскаяния - как бы часто они ни встречались и каким бы ни было их практическое значение.
Но когда чувство вины восходит к убийству праотца - разве оно не представляет собой "раскаяния", не предполагает наличия совести и чувства вины еще до совершения деяния? Откуда же тогда раскаяние? Именно этот случай должен прояснить нам тайну чувства вины и положить конец сомнениям. Я полагаю, что это достижимо. Раскаяние было результатом изначальной амбивалентности чувств по отношению к отцу: сыновья его ненавидели, но они его и любили. После удовлетворения ненависти в агрессии любовь проявилась как раскаяние за содеянное, произошла идентификация "Сверх Я" с отцом. Как бы в наказание за агрессивное деяние против отца его власть получило "Сверх Я", устанавливающее ограничения, налагающее запреты на повторение деяния. Склонность к агрессии против отца повторялась и в последующих поколениях, а потому сохранялось и чувство вины, усиливавшееся всякий раз при подавлении агрессии и перенесении ее в "Сверх Я". Теперь нам со всей ясностью видна и причастность любви к возникновению совести, и роковая неизбежность чувства вины. При этом не имеет значения, произошло отцеубийство на самом деле или от него воздержались. Чувство вины обнаружится в обоих случаях, ибо оно есть выражение амбивалентного конфликта, вечной борьбы между Эросом и инстинктом разрушительности или смерти. Этот конфликт разгорается, как только перед человеком ставится задача сосуществования с другими. Пока это сообщество имеет форму семьи, конфликт заявляет о себе в Эдиповом комплексе, в совести и первом чувстве вины. Вместе с попытками расширить это сообщество тот же конфликт продолжается в зависимых от прошлого формах, усиливается и ведет к дальнейшему росту чувства вины. Культура послушна эротическому побуждению, соединяющему людей во внутренне связуемую массу. Эта цель достигается лишь вместе с постоянным ростом чувства вины. То, что началось с отца, находит свое завершение в массе. Если культура представляет собой необходимый путь развития от семьи к человечеству, то с нею неразрывно связаны последствия врожденного ей конфликта - вечной распри любви и смерти. Из него произрастает чувство вины, достигающее иногда таких высот, что делается невыносимым для отдельного индивида. Вспомним потрясающее обвинение великого поэта "небесным силам".
Обслуживание локально вычислительные сети на нашем сайте .
У большинства людей есть некий внутренний цензор, который помогает различать положительные и негативные аспекты в жизни. Важно научиться прислушиваться к голосу внутри себя и следовать его советам, и тогда он будет служить проводником в счастливое будущее.
Что значит совесть?
Есть несколько определений такого понятия: так, совесть считают способностью самостоятельно выявлять собственные обязанности по самоконтролю и оценивать совершенные поступки. Психологи, объясняя, что такое совесть своими словами, дают такое определение: это внутреннее качество, которое дает шанс понять, насколько хорошо личность осознает собственную ответственность за совершенный поступок.
Чтобы определить, что такое совесть, необходимо отметить тот факт, что она делится на два вида. К первому относятся действия, которые человек совершает, имея определенную нравственную подоплеку. Второй вид подразумевает эмоции, которые испытывает индивид в результате совершения определенных поступков, например, . Есть люди, которые даже после совершения плохих вещей совсем не переживают и в такой ситуации говорят о том, что внутренний голос спит.
Что такое совесть по Фрейду?
Известный психолог считает, что у каждого человека есть суперэго, которое состоит из совести и эго-идеала. Первая развивается в результате родительского воспитания и применения разных наказаний. Совесть по Фрейду включает в себя способность к самокритике, наличие определенных моральных запретов и появление чувства вины. Что касается второй оставляющей – эго-идеала, то он возникает в результате одобрения и положительной оценки действий. Фрейд считает, что суперэго полностью сформировалось, когда контроль родителей сменился самоконтролем.
Виды совести
Возможно, многих удивит тот факт, но существует несколько видов этого внутреннего качества. Первый тип – личная совесть, которая является узконаправленной. С ее помощью человек определяет, что такое хорошо, а что плохо. Следующее понятие совести коллективной охватывает интересы и действия тех, кто не подвергается воздействию личного типа. Она имеет ограничения, поскольку касается исключительно людей, входящих в конкретную группу. Третий тип – духовная совесть не учитывает ограничений вышерассмотренных типов.
Для чего нужна совесть?
Многие хотя бы раз в жизни задавались этим вопросом, так вот, если бы не было внутреннего голоса, то человек бы не различал, какие поступки являются хорошими, а какие плохими. Без внутреннего контроля для правильной жизни пришлось бы иметь помощника, который бы направлял, давал советы и помогал делать правильные выводы. Еще один важный момент, касающийся того, зачем нужна совесть – она помогает человеку разобраться в жизни, получить правильный ориентир и осознать себя. Стоит сказать о том, что ее нельзя отделить от морали и нравственности.
Что значит – жить по совести?
К сожалению, но не все люди могут похвастаться, что они живут по правилам, забывая об этом качестве и предавая тем самым себя. Благодаря этому внутреннему качеству человек совершает те или иные действия, понимая, что хорошо, а что плохо, а еще знает такие понятия, как справедливость и нравственность. Человек, живущий по убеждениям совести, способен жить по правде и в любви. Для него неприемлемыми являются такие качества, как обман, предательство, неискренность и так далее.
Если жить по правилам, значит, нужно прислушиваться к собственной душе, которая позволит выбрать верное направление в жизни. В таком случае человек не будет совершать действий, за которые впоследствии он будет чувствовать стыд и вину. Чтобы понять, что такое чистая совесть, стоит отметить, что в современном мире найти людей с такой чертой непросто, поскольку в жизни встречается много ситуаций и соблазнов, когда просто переступить черту. На формирование этого качества непосредственно влияет воспитание родителей и близкое окружение, с которого ребенок может взять пример.
Почему люди поступают не по совести?
Назвать современную жизнь простой, нельзя, поскольку практически ежедневно человек встречается с разными соблазнами и проблемами. Хоть многие и знают, как поступать по совести, иногда люди переходят грань. Причина, почему пропала совесть, имеет причинно-следственную природу. В большинстве случаев человек переступает собственные убеждения, чтобы удовлетворить свои амбиции. Еще толкнуть на это могут корыстные цели, желание не выделяться из толпы, защититься от нападений окружающих и так далее.
Что такое спокойная совесть?
Когда человек живет по правилам, осознает праведность выполнения собственных обязанностей и никому не вредит своими действиями, то говорят о таком понятии, как «спокойная» или «чистая» совесть. В таком случае индивид не чувствует или не знает за собой никаких плохих поступков. Если человек выбирает жить по совести, то он должен всегда учитывать не только собственное положение, но и мнение, и состояние окружающих. Психологи считают, что уверенность в чистоте своей совести является лицемерием или же указывает на слепоту по отношению к собственным ошибкам.
Что такое нечистая совесть?
Полная противоположность предыдущему определению, поскольку нечистая совесть представляет собой неприятное чувство, возникшее в результате совершения плохого поступка, что становится причиной плохого настроения и переживаний. Нечистая совесть очень близка к такому понятию, как чувство вины, и ее человек ощущает на уровне эмоций, например, в виде страха, беспокойства и другого дискомфорта. В результате человек переживает и мучается от разных вопросов внутри себя, а прислушиваясь к внутреннему голосу, происходит компенсация негативных последствий.
Что такое муки совести?
Совершая плохие поступки, человек начинает переживать по поводу того, что он навредил окружающим. Муки совести – чувство дискомфорта, которое появляется из-за того, что люди часто выставляют к себе завышенные требования, которые не соответствуют их сущности. Правильные внутренние качества воспитываются еще в детстве, когда родители хвалят за хорошее, а за плохое – ругают. В результате в человеке на всю жизнь остается некий страх быть наказанным за совершенные нечистые поступки и в такой ситуации говорят о том, что мучает совесть.
Есть еще одна версия, согласно которой совесть является неким инструментом, который проводит измерение истинной меры вещей. За правильные решения человек получает удовлетворение, а за плохие его мучает чувство вины. Считается, что если люди совсем не испытывают такого дискомфорта, то это . Ученые пока не смогли определить, из-за чего может отсутствовать чувство стыда и вины, так есть мнение, что всему виной неправильное воспитание или факторы биологического порядка.
Что делать, если мучает совесть?
Сложно встретить человека, который бы смог подтвердить, что он никогда не совершал плохих поступков в разрез своим убеждениям. Чувство вины может портить настроение, не давать наслаждаться жизнью, развиваться и так далее. Встречаются случаи, когда взрослый человек стал более принципиальным в случае морали и тогда начинают в памяти всплывать ошибки прошлого и тогда проблем с собственной душой не избежать. Есть несколько советов, что нужно делать, если замучила совесть.
Как развивать в человеке совесть?
Родители непременно должны задумываться над тем, как воспитать хорошего человека, который будет знать, что такое совесть, и как ей правильно пользоваться. Есть много стилей воспитания и если говорить о крайностях, то это жесткость и полное вседозволенность. Процесс формирования важных внутренних качеств основан на полном доверии к родителям. Большое значение имеет стадия объяснения, когда взрослые доносят до ребенка, почему что-то можно делать, а что-то нельзя.
Если, как развить совесть, интересует взрослых людей, то здесь принцип действия немного отличается. Для начала необходимо задуматься и проанализировать, какие решения являются хорошими, а какие плохие. Стоит определить их причину и последствия. Чтобы понять, что такое совесть и как развить в себе это качество, психологи рекомендует ежедневно совершать хотя бы один положительный поступок, за который важно обязательно себя похвалить.
Заведите себе правило – прежде, чем давать обещание, хорошенько обдумайте, получиться ли его выполнить. Чтобы не мучило чувство вины, важно сдерживать данное слово. Специалисты советуют учиться отказывать людям, которые предлагают сделать что-то противоречащее существующим убеждениям. Действовать по совести, это не значит делать все только для окружающих, забывая о собственных жизненных принципах и приоритетах. Поступая по правде, можно рассчитывать на получение результата, который удовлетворит всех участников.
